заколдованными путниками. Деревья воздевали к небу зеленые ветви, будто зачарованные великаны. Родники лепетали человечьими голосами. Даже птицы напоминали странствующих волшебниц — сивилл, [19] обернувшихся пернатыми летуньями.
Дорога привела юношу к городу. Каменные стены его розовели в солнечных лучах. Ворота гостеприимно открыты. Теперь надо найти дом почтенного Милона. Долго бродил Луций по улицам незнакомого города, с любопытством оглядывая дома, читая бронзовые таблички над дверями, и так забрел на рынок. Вдруг кто-то окликнул его:
— Луций! Клянусь Геркулесом, это мой маленький Луций! Не узнаешь родную сестру твоей матери, добродетельной Сильвии? Что привело тебя в наш город?
Перед ним стояла богато одетая матрона с тяжелыми золотыми браслетами на пухлых руках.
— Тетушка Биррена! — обрадовался Луций. — Я приехал к почтенному Милону, давнему другу моих родителей. А вас, дорогая Биррена, стану навещать так часто, как смогу.
— Ты волен предпочесть гостеприимство Милона моему, — обиженно произнесла тетушка Биррена, — но прежде должен зайти ко мне и выслушать все, что я тебе скажу.
Луцию ничего не оставалось, как покориться настойчивому приглашению и отправиться вслед за важной матроной. К счастью, ее дом оказался здесь поблизости. Окруженный колоннами внутренний дворик украшала статуя богини природы Дианы, высеченная из паросского мрамора. В развевающихся одеждах она словно бы устремлялась навстречу входящему, протягивая к нему руки и приглашая входить без боязни. Из-под ног богини выбивался и журчал в каменном ложе чистейшей воды ручеек. Увитый виноградом решетчатый навес укрывал в прозрачной тени богато уставленный стол и мраморные скамьи. А сквозь тяжелые грозди винограда проглядывал мраморный Актеон, [20] наполовину уже превращенный в оленя.
После трапезы Биррена подсела к Луцию поближе и завела речь о Милоне, вернее, о его жене Памфиле.
— Берегись этой женщины, Луций, — шептала она. — Остерегайся ее злых чар и магического искусства. Любого, кто ей перечит, она тотчас обращает в камень или в мерзкого зверя, а то и вовсе лишает жизни. Лучше бы тебе остаться у меня. Но, коли стремишься к Милону, то не забывай моих предостережений.
Однако ее слова только еще больше разожгли любопытство Луция. У него даже пятки горели от жгучего желания поскорей увидеть Памфилу. В мечтах своих он уже видел, как разгадывает тайны колдуньи, как овладевает ее искусствами прорицания, гадания и колдовства, как постигает то, что многие считали лишь чудесными сказками. Разгоряченный выпитым вином и подгоняемый любопытством, Луций поскорей попрощался с Бирреной и устремился в указанном ею направлении к дому Милона.
Вечерний сумрак разгонял огонь факела, врученного заботливой Бирреной. Луций подходил уже к дому Милона, когда порыв ветра загасил факел. Странные тени метались в сгустившихся сумерках. Двое каких-то дюжих здоровяков ломились в двери. Они пыхтели, ухали, наваливались всем телом на уже стонущие от такого напора дубовые створки.
— Эй! — окликнул их Луций. — Кто вы и что вам надо?
И тут на него выскочил третий разбойник. То, что это грабители, Луций уже не сомневался. Он выхватил свой короткий римский меч и, что есть силы, ткнул наугад. Тело негодяя оказалось неожиданно мягким и податливым. Раздался треск, протяжный вздох, похожий на шипение, и в лицо юноши ударила густая струя. Он пошатнулся, но устоял на ногах и бесстрашно ринулся на остальных злодеев. В минуту было покончено и с ними. Сандалии Луция набухли от струящейся по камням крови. На шум выбежала служанка. Она распахнула ворота и буквально втащила разгоряченного бойца внутрь.
Выскочил из дому и хозяин. Узнав Луция, он приказал тут же отправить его в баню омыться. Усталый и обессиленный битвой, будто сражался он с самим злобным псом Цербером, [21] юноша упал на приготовленное ему ложе и тотчас уснул.
Наутро к нему вошла служанка Фотида с сосудом для умывания и новой туникой.
— Что это было нынешней ночью? — спросил ее Луций. — Скольких разбойников я уложил? И не угожу ли я за это в тюрьму?
— Не волнуйтесь, господин, — мягко улыбнулась Фотида, — никого вы не убили. Это были не разбойники, а всего-навсего бурдюки из козьего меха.
— Как?! — вскричал Луций. — А кровь, в которой я чуть не утонул?
— Вино! Отличное фессалийское вино, господин! — рассмеялась служанка.
Ошарашенный вид Луция привел ее в еще большее веселье и, присев на краешек кровати, она поведала ему странную историю.
— Только не выдавайте меня хозяйке, господин Луций, — прошептала девушка. — Вчера утром она послала меня достать локон с головы некоего юноши. С какой-то целью она хотела приворожить его и заставить прийти в этот дом.
— И что же случилось? — полюбопытствовал Луций.
— Не торопись, нетерпеливый! — усмехнулась Фотида. — Юноша работал виноделом. Я пробралась во двор, где стояли громадные бочки с вином. Работники стригли сшитые из козьей шкуры бурдюки. Там же был и тот золотоволосый юноша. Забавляясь, один из работников отстриг у него локон. Они стали весело бороться, катаясь по земле в мягких завитках козьей шерсти. Я коршуном кинулась к ним, схватила рыжеватый клок, сунула его за пазуху и убежала. На мою беду я перепутала и вместо золотистого локона юноши стащила завиток козьей шерсти. Принесла его хозяйке и… — тут служанка замолчала.
— Продолжай! — потребовал Луций.
— Ничего не ведая, хозяйка моя, Памфила-чаровница, отправилась на крышу, где у нее уже приготовлены были таблички с письменами, ароматы, зубы убитых животных и даже щепочки от обшивки затонувших кораблей. Смешав горный мед с молоком и вином, она медленно произнесла непонятные мне заклинания и добавила жутким шепотом: «Пусть все свершится сегодня в полночь!» — Фотида снова умолкла и искоса кинула на Луция лукавый взгляд.
— Ну-ну, что же дальше? — торопил ее Луций.
— А сами знаете, господин, — хихикнула девушка. — Вместо золотоволосого юноши припожаловали наполненные до отказа вином козьи бурдюки, с которыми вы по-геройски сразились.
— Ты еще смеешь насмехаться надо мной, негодница! — вспылил Луций, но тут же взял себя в руки и вкрадчиво проговорил: — Если поможешь мне в одном деле, обещаю не выдавать тебя.
— Я готова повиноваться! — испуганно воскликнула Фотида.
— Так проведи меня нынешней же ночью на крышу и дай самому убедиться в колдовских талантах твоей госпожи!
После некоторых колебаний, слез и мольбы не выдавать ее Фотида сдалась. И они уговорились, как только все улягутся спать, встретиться во дворике у раскидистой оливы.
Ночь, как всегда в тех местах, единым махом накинула черное покрывало на город, холмы и виноградники. Лишь острые вершины отдаленных гор, наподобие искривленных клювов гигантских орлов, рисовались на фоне звездного неба.
Луций босиком, чтобы не разбудить обитателей дома, прокрался во двор. Фотида